Приходящий в конце.

(самый первый вариант, исходный)

Огромный город раскинулся подо мной в ночи. Тысячи огней, миллионы жизней. Медленно взмахивая крыльями, я лечу сквозь тяжелый городской воздух, привычно находя дорогу к своей цели.
Выполнить работу и вернуться. В свой покой и тишину, где хотя бы на минуту закрыть глаза и ничего не чувствовать, ни о чем не думать.
Ночные птицы стараются не приближаться близко ко мне, хотя, что я для них? Наверное, живя в этом городе, рядом с людьми успели заразиться их мыслями и настроениями. Когда же это за свой короткий век?
Я усмехаюсь про себя, когда одна из пичуг выпархивает из за высокого дома прямо на меня. Издав пронзительный писк, она срывается в штопор, падая к земле.
Она так и не узнала, что с ней случилось.
Теперь я лечу совсем низко, над самыми крышами высоких домов. Город, ночной город. Испуганные глаза окон в рыхлой тьме серой плоти.
Тот, к кому я стремлюсь сквозь тьму, уже знает. Я чувствую это. Боится и всеми силами стремится избежать нашей встречи. Все равно.
Далеко внизу одиноко несется, воя сиреной, белый автомобиль. Он хочет перегнать меня. Не в этот раз. Сегодня эти усталые люди в белых халатах опоздают.
Какой красивый дом. Я люблю, когда крыши домов превращают в сады. Мой балкон чуть левее и ниже. Захлопав крыльями, я приземляюсь на широкую ветку раскидистого дуба. Много труда стоило заставить дерево жить на такой высоте. Чуть прислушавшись, я различаю тихую песню дерева. Старый дуб уже уснул, готовясь к зиме, ему снится будущее лето. Где-то, срываясь на визг, завыла собака.
Пора.
Легко оттолкнувшись, я планирую вниз, рама послушно распахивается предо мной.
Возбужденные видом смерти люди вокруг кровати. Бледные лица. Широко раскрытые зрачки. От порыва ветра все вздрагивают, сухонькая женщина с лихорадочным румянцем на щеках бормочет: "Гроза идет, стекла все расколотит…" Она нервно покидает изголовье умирающего, затем торопливо и суетно дергает ручки оконных рам.
Я грузно опускаюсь на кровать.
Вот и он, грузный человек с желтым, наполненном, дурной водой, лицом. Через несколько минут он умрет. Я заберу его обратно.
Он знает, что смерть близка, но не хочет верить. Отчаянно не хочет. Кстати, он уже способен видеть меня. Я склоняю голову на бок и мило улыбаюсь. В общем, на людей такая улыбка действует неважно.
Человек забился, захрипев, белесая слюна медленно ползла на подушку.
"Отходит", - прошептал себе под нос высокий человек с мышиным лицом в заднем ряду. Я услышал. Я все слышу.
Кто-то неподдельно всхлипнул.
Человек в кровати хрипел беспрерывно. "А-а-ахшшш…, - булькал он, - хррр... Аист, Аист…"
- Бедняга, - утерла глаза женщина, - доктор Перовский говорил, что он не будет мучиться… Остальные молча ждали конца.
Своим жестким клювом я беру его съежившуюся душу и, дернув, с криком взлетаю вверх. Тело бедняги бессильно расслабляется на подушках.
На миг большое зеркало отражает огромного черного аиста, метнувшегося в окне.
Я легко взмываю, возвращаясь на свою дубовую ветку. Внизу, у подъезда, с воем и грохотом тормозит "Скорая помощь".
Домой. В обратный путь.
Внезапно я чувствую тепло, и белая тень (они бывают!) садится рядом.
- Дело сделано, а, черный? - произносит мягкий, текучий голос.
Я медленно разжимаю клюв, вешая добычу на ветку. Она еще слабо шевелится.
Только этого сейчас и не хватало.
- Как обычно, белый, как обычно…
- Ты безупречен как всегда.
- Ты же знаешь, я просто делаю работу, о которой не просил. Но раз меня обязали… Она будет исполнена. Прилетел сказать пару комплиментов?
- Вот - вот, я как раз за этим сюда и прилетел. Или вроде того…
Я очень не люблю смотреть на белых аистов, это напоминает мне о том, что мое оперение черно, как людские души. А уж болтать и подавно. Но сейчас я медленно окидываю белого щеголя тяжелым взглядом. Он неуверенно переступает с лапы на лапу.
- Постой, черный, - он выпаливает это чересчур быстро, выдавая страх. Я несу весть! Я официально сообщаю тебе о новом сроке.
Теперь я едва не падаю с ветки. Новый срок? У меня!?
Он не врет. В лапах белого появляется, вспыхивает голубизной и исчезает свиток Верховной Канцелярии. Подтверждение его слов. Вроде, раньше этим голуби занимались… В голове у меня взрываются, перемешиваясь, ад и рай.
Теперь в голосе белого звучит надлежащая торжественность и облегчение от выполненной работы.
- Взгляни на себя, бывший Черный Аист! Ты чист и теперь несешь в себе новую жизнь. Уносивший жизни, да одарит ею. Отныне твой новый дар - жизнь! Слова Великого выслушаны и услышаны без искажений. - Прощай, собрат!
Окутавшись пеленой, белый поспешно ретируется в неизвестность.
Потрясенно я оглядываюсь по сторонам, еще цепляясь за мысль о глупой шутке или подлой насмешке. "Собрат…". Стало чуть светлее. Машинально перевожу взгляд на жемчуг оперения.
СВОЕГО оперения.
Мир рушится вокруг и восстает заново, истерично хохоча на все лады.
Робкое движение на ветке за спиной мгновенно возвращает меня в реальность.
Вот незадача.
И что мне прикажете делать с этой душой? Новоиспеченный Белый Аист не может забирать жизнь. Он ее дарит. К этому, наверное, будет нелегко привыкнуть…
Я беру духовную оболочку этого несчастного старика, пронизываясь мыслями и чувствами того немногого хорошего, что он сделал в жизни. Дети… Первая любовь… Все стремительно несется сквозь меня…
Пришедшее на ум решение было просто. Как… Как жизнь.
Осторожно спрыгиваю вниз.
Внутри квартиры судорожно щелкал разряд шокера. Один из белых халатов матерился сквозь зубы, наваливаясь всем весом на выгнувшееся дугой мертвое тело. Врачи выгнали всех людей вон, пряча свою беспомощность. Они уже знали, что пришли поздно.
Я осторожно положил душу старика в его телесную оболочку. - Следуй по своему пути еще чуть-чуть, усталый человек. Может другой Черный придет нескоро за тобой, мне не дано теперь этого знать…
Ожил и запищал, как голодный птенец, индикатор работы сердца.
Один из реаниматоров потрясенно обернулся, шаря слепым взглядом по монитору. Тело слилось с душой. Врач радостно потянулся к раскрытому чемоданчику, лихорадочно начал готовить укол…
- Живи долго, первенец!
Глаза больного внезапно открылись, изумленно уставившись поверх врачей на меня. Он услышал. На миг наши глаза встретились.
Чуть поклонившись на прощание, я искрой ушел в небо.
Работа не ждет.

Альбинский Алексей
Санкт-Петербург
[email protected]
06.10.2002